Первое время каждый день в Бетте нас ожидали открытия.
В первый же вечер дядя Юра повел нас смотреть на море. По замысловатым узким асфальтовым дорожкам "Кристалла", освещенным таинственным светом фонарей. Среди цветов и кипарисов. Среди пряных ароматов южных растений. Среди криков летучих мышей и их неясных, быстро проносившихся в ночном небе теней. Среди стрекотания цикад и шума прибоя. Среди всей этой беттинской южной симфонии впечатлений провел нас наш предводитель и вывел в беседку, повисшую над обрывом, с которой открывался несказанно красивый вид на ночное море: белые барашки волн на необъятной таинственной глади, далекий мыс Архипо-осиповки с маяком на нем, смутные очертания гор, звезды, лунная дорожка, пение гигантской воды, развевающиеся на ветру романтические серебряные волосы дяди Юры, дым "Беломора", который он курил.
Этот запах в сочетании с ветром и морским воздухом мог бы называться запахом моряков, писателей, дальних странствий, кораблей, парусов... Что-то во всем этом было хемингуэевское с его морской бородой, трубкой...
О, дым "Беломора" на морском берегу в сочетании с запахом водорослей и криками чаек... Сколько юных сердец заставлял он стучаться чаще...
И сердца наши стучали чаще.
Месяц пролетел, как один миг. Все было прекрасно, но пора было освобождать дяди Юрину комнату. А нам этого вовсе не хотелось. К дяде Юре на смену нам должен был уже приехать кто-то еще. Мы не торопились собираться. И дядя Юра, несмотря на все свое радушие, стал уже делать нам намеки, что пора бы уже и честь знать. Говорил, что в Доме отдыха у него хорошие знакомые, которые могут устроить обратные билеты. А тогда купить билеты было неимоверно сложно. Это надо было "доставать" и "устраивать".
Наше нежелание уезжать исходило, я думаю, от мамы. Ее мощный материнский инстинкт подсказывал ей, что детям здесь хорошо, что увезти их отсюда нельзя. Бетта - это, наверно, было как первая любовь с первого взгляда: они увидели друг друга в толпе, глаза их встретились. Они подошли друг к другу, взялись за руки и пошли вместе вперед, никогда больше не расставаясь.
Уж очень, видно, мы с Беттой подошли друг к другу. Кроме того и Феликс Михайлович принял нас, как родных. С мамой у них сразу возник такой контакт, какой бывает у людей, близких по духу, исповедующих одни ценности в жизни, одного воспитания, одной культуры. Была какая-то необходимость в общении друг с другом. И, как показали дальнейшие события, и дед для нас, и мы для него стали целой значительной частью жизни.
Сейчас я понимаю, что он со своей душевной щедростью заменял нам настоящего деда. И его функция в моей жизни именно такая. И, чем больше проходит лет, тем значительнее его фигура смотрится на расстоянии. Именно встречи с такими добрыми большими людьми и составляют суть нашей жизни. Дед так согрел наше детство теплыми солнечными лучами Бетты, что наши души до сих пор хранят это тепло и излучают его в окружающую нас жизнь. Теперь и мы кого-то согреваем дедовым теплом.
Итак, наше чувство к Бетте было сильным. И, как во всяком сильном чувстве, в нем была доля эгоизма и некоторого пренебрежения к окружающим и общепринятым нормам. Чем сильнее любовь, тем более это свойственно влюбленным.
Таким образом, несмотря на всяческие попытки пригласившего нас Абдашева отправить засидевшихся гостей домой, мы никуда не отправлялись. Ситуация грозила перейти в стадию кипения, но ее разрешил Феликс Михайлович.
Тут была вот еще какая подоплека. На смену нам должны были прибыть не просто другие друзья дяди Юры, а какая-то его подруга, на которую у него были определенные виды. Деду это не нравилось. Все-таки в Краснодаре у Абдашева была жена, и Феликс Михайлович не очень-то хотел содействовать писательским романчикам, происходившим в его доме. Поэтому и Дед положительно смотрел на то, что мы не уступали площадь сомнительным дамам.
Абдашев не сдавался. И, когда нарыв дозрел до такой стадии, что надо было принимать решительные меры, их принял Феликс Михайлович. Он заявил, что раз дядя Юра лишает нас жилплощади, то он сам предоставит нам в своем доме другую. А именно - свою. Дед освободил нам свою довольно большую и удобную комнату, а сам перебрался в ту проходную гостиную, в которой и пребывал с тех пор каждое лето.
Это происходило даже тогда, когда мы не жили в доме. Дед уже освоил эту методику и она ему показалась правильной. Если даже в его комнате летом не жили мы, то он поселял туда других платных или бесплатных гостей. Можно сказать, мы помогли ему сделать открытие о возможности проживания хозяина дома на проходе. Так сказать походно. Что-то в этом было таборно-кочевое, природное. Зимне-летние миграции Деда по своему дому.
Так мы остались в Бетте. Теперь уже у Деда.
« ПОВЕСТЬ БЕТТА. ГЛАВА 8
